Между тем, какой-то фанат Императора из местных, то ли похрабрее, то ли сильнее поддатый, встал из-за стола, сунул руку в карман шаровар. Вентресс, казалось, не шевельнулась, но в руке её, будто у фокусника, появился длинный слегка изогнутый металлический жезл.
– Померяться решил? – спросила она, не глядя на аборигена. На конце жезла, гудя, вспыхнуло багровое плазменное лезвие. На другом – ещё одно, такой же длины.
– Достань, – велела Вентресс. – Положи.
На стол брякнулся массивный вибронож. Вентресс погасила меч.
– Пшёл вон, – сказала она и точным пинком проводила аборигена прямиком во входную дверь.
– Твоя меткость всегда впечатляла, – одобрила Осока. – Сейчас подмогу позовёт.
– Да ну. Думаешь, у него друзья есть? Если только фараонам стуканёт. Пока придут, давай ещё накатим!
Вентресс оказалась права: разбираться за обиженного служащего явилась полиция. Двое стражей порядка, один с усами, другой с бакенбардами, вошли в кантину и огляделись в поисках возмутителей спокойствия. Усатого я, кажется, уже видел в прошлый раз на рынке. Осока обернулась…
– О-о-о… – протянул усатый.
– У-у-у… – поддержал второй, разглядев Вентресс. Видимо, та им была знакома ещё лучше.
– Дамы… – усатый приложил два пальца к шлему. – Приятного отдыха!
Полицейские повернулись и с достоинством удалились.
И дамы продолжали отдыхать. Пили (причём, Осока, хотя бы, закусывала), вспоминали какие-то давние свои похождения, столкновения между собой. Надо сказать, довольно бессвязно, поскольку понимали друг дружку с полуслова: обеим прекрасно было известно, о чём идёт речь. На меня внимания практически не обращали, я и не вмешивался, слушая, как когда-то одна «нехило приложила» другую, а та не осталась в долгу. Пару раз Вентресс чуть ли не со слезами раскаивалась в давнишних грехах, жалела, что поступила так, а не иначе.
– И тогда я её в спину, представляешь? – заплетающимся языком говорила она. – Как последняя скотина. Нет, я скотина, конечно, но не настолько же! Правду говорят, гнев ослепляет. А потом этот монстр, ну, ты помнишь его, чуть меня не задавил. Поделом, если бы прикончил.
– Звёзды, как давно это было, – сказала Осока, наклонившись ко мне. Вентресс тут же перевела взгляд на меня, затем снова на неё:
– Ты его своему языку выучила или сама по-егойному научилась?
– Сама.
– Завидую. У меня с этим полная беда. Не лезут в башку языки.
Мирная и добродушная беседа двух бывших злейших врагов являла собой зрелище почти умилительное. Вот только семисотграммовый графин пустел с опасной быстротой. Вентресс порывалась заказать ещё один, но тут Осока проявила твёрдость.
– Нет-нет, нам пора, – сказала она, вставая из-за стола, и я заметил, что её слегка «повело». Вентресс подняла на неё мутный взгляд:
– А. Ладно. Ты заходи, если что…
Лысая голова женщины со стуком ударилась о стол.
– Не оставлять же её здесь? – сказал я. – Официант! Где живёт эта леди?
– Нигде, – хихикнул виквай, принимая от Осоки плату за ужин. – Её помощники от неё сбежали, прихватив с собой корабль.
– Якорный бабай, – простонала Осока, – ну, почему мне всегда так везёт на это дело?? Почему я всегда должна подбирать раненых стриллов, отпаивать… А потом ждать, что мне вцепятся в…
– …бок? – подсказал я.
– Ниже. Потащили, что ли?
– А агента мы ждать уже не будем?
– Да я всё давно отдала.
– Когда? Постой, тот мальчишка…
– Не мальчишка, – улыбнулась Осока, – а Нойра На, одна из лучших сотрудниц сам знаешь, кого. Ей меньше повезло в жизни, в отличие от меня, она не успела закончить обучение.
Официант проводил нас до выхода и на прощание вручил плетёнку с не до конца допитым графином:
– Презент от владельца. Поправить здоровье, так сказать.
Словосочетание о здоровье виквай с ужасающим акцентом произнёс на словиоски. Не иначе, оно здесь было идиомой, понятной всем без перевода.
Бесчувственную Вентресс мы погрузили на «Ропал», а потом так же, в состоянии бревна, перекинули на репульсорную тележку, привезли к нам в каюту и уложили в кресло: пусть досыпает. Осока за время перелёта успела подремать и почти пришла в норму, тем не менее, предложила отдохнуть ещё, и я с ней согласился. По времени «Хелси» было начало шестого утра, и бодрствовать в такую рань смысла не было. Проснулся я от сдавленного стона. Открыл глаза и увидел, что Вентресс полулежит всё в том же кресле, держась руками за голову.
– Что, дружок, плохо? – участливо спросил я.
– Ага. Ты Алекс, верно?
– Польщён, что леди меня запомнила.
– Сама удивляюсь. Кажется, мы с твоей Осокой вчера слегка перебрали.
– Слегка? – хмыкнул я. – Да вы укушались до журавлей!
– Что такое джуравлэй? – заинтересовалась Вентресс. Я показал ей графин. И объяснил, что в незапамятные времена в ресторане «Славянский базар» под конец мероприятия принято было заказывать коньяк в графине с изображением золотых журавлей и забирать посудину с собой. С тех пор так и говорят.
– О, это-то весьма кстати! – воскликнула Вентресс, увидев, что графин ещё не пуст, и сама же опять скривилась от грома и звона в голове. Взяв на тумбочке стакан, вылила в него остатки и ополовинила одним глотком.
– Стоп, стоп! Неосторожный опохмел приводит к запою! – я отобрал у неё стакан.
– Бреганец, что ль? Так разбираешься…
– Почти.
Вентресс прошлась по каюте, остановилась перед койками.
– Дрыхнет, – почти с нежностью сказала она. – Кто бы мог подумать, что нескладная малышка Тано вырастет в такую красотку! И станет уравновешенным, зрелым джедаем. Был бы здесь её учитель…